Собрание разностей (cpp2010) wrote,
Собрание разностей
cpp2010

Калеб Карр, "Алиенист" / Alienist. #75. Имя преступника известно, но где его искать ?


HMS Lucania
Самый быстрый трансатлантический пассажирский лайнер в 1896 году. Принадлежал компании Cunard. Имел водоизмещение 12 950 тонн, длину 190 метров, ширину 20 метров и осадку около 14 метров. Две пятицилиндровые паровые машины тройного расширения общей мощностью 31 000 л.с. придавали кораблю максимальную скорость 23,5 узла (крейсерская составляла 22 узла). На борт "Лукания" принимала 600 пассажиров первого класса, 400 второго и 1000 третьего. Экипаж составлял 424 человека.

В первый рейс "Лукания" отправилась 2 сентября 1893 года. Трижды в 1894 году устанавливала рекорды скорости пересечения Атлантики в Западном направлении (26 октября пересекла океан за 5 суток, 7 часов и 23 минуты) и трижды, в 1894-95 годах в восточном (окончательный рекорд, 5 суток 11 часов 40 минут - 24 мая 1895). После "Лукании" в течении несколько лет "Голубой Лентой Атлантики" владели германские лайнеры. В 1901 году стала первым лайнером Cunard, оснащенным радиостанцией. Разобрана на металл после пожара в 1909 году.


Если б слова его были взрывчаткой, ни меня, ни Крайцлера не могло бы контузить сильнее. Покалеченная левая рука Ласло конвульсивно дернулась, а правой он с удивительной силой схватился за мое плечо. Дьюри ничего не заметил, не осознавая, как подействовали на нас его слова, и продолжал:
– Но в холода избежать дома было никак не возможно, разве что я вдруг захотел бы умереть от обморожения. И, помню, одной февральской ночью отец… наверное, он был пьян, хотя пил он редко. В общем, трезвый он был или нет, но тогда он взбунтовался против бесчеловечности матери. Он говорил об обязанностях жены, о потребностях мужа, а потом стал хватать ее. Ну и… мать закричала, конечно, и обвинила его, что он – хуже тех дикарей, которых мы оставили в Миннесоте. Но той ночью отца невозможно было остановить, и я, несмотря на стужу, убежал через окно и ночевал в старом соседском сарае. Но даже там до меня доносились крики и стоны матери. – Дьюри снова, казалось, забыл о нас и продолжал свою повесть сухим, почти безжизненным голосом. – И мне бы сейчас очень хотелось сказать, что звуки эти действительно приводили меня в ужас. Но это было бы неправдой. Честно говоря, я едва не понуждал отца… – Тут ясность ума вернулась к нему, и он, смутившись, снова взялся за молоток и принялся бить по колесу. – Без сомнения, вы поражены, джентльмены. Если это так, прошу простить меня.
– Нет, что вы, – поспешно ответил я. – Напротив, мы теперь гораздо лучше понимаем обшую картину.


Дьюри вновь скептически глянул на Крайцлера:
– А вы, доктор? Вы тоже лучше понимаете? Что-то, я смотрю, вы не слишком разговорчивы.

Крайцлер хладнокровно выдержал на себе его сверлящий взгляд. Я знал, что этому человеку от земли вряд ли удастся смутить такого закаленного завсегдатая скорбных домов, как Ласло.
– Боюсь, я слишком увлекся вашим рассказом, – сказал Крайцлер. – Осмелюсь заметить, вы, мистер Дьюри, весьма красноречивы.

Дьюри сухо рассмеялся:
– Вы имели в виду – для фермера? Это заслуга матери. По вечерам она заставляла нас делать уроки часами. Так что я уже в пять лет выучился и читать, и писать.

В признание заслуги Крайцлер нагнул голову:
– Похвально.
– Только моим рукам этого не объяснишь, – ответил Дьюри. – Она при каждой провинности охаживала их розгой… впрочем, я опять отвлекаюсь. Вы хотели узнать о судьбе моего брата.
– Да, – ответил я. – Но вначале скажите – каким он был? Вы упомянули, что он был странный… В каком смысле?
– Яфет? – спросил Дьюри, укрепив наконец колесо на оси. – А как ему им не быть? Чего вы хотите от ребенка, рожденного во гневе, нежеланного обоими родителями? Для матери он был символом дикарства и похоти отца, а для него самого… для него, как бы ни желал он иметь детей, Яфет служил вечным напоминанием об унижении. О той ночи, когда страсть превратила его в животное. – Взяв длинный шест, Дьюри ловко выбил из-под оси разбрасывателя кучку камней, и вся конструкция грузно рухнула на земляной пол и прокатилась несколько футов. Удовлетворившись плодами трудов своих, Дьюри сменил шест на лопату и продолжил: – Мир полон ловушек для мальчика, предоставленного самому себе. Я как мог старался помочь Яфету, но когда он достаточно подрос, чтобы стать мне настоящим другом, меня отправили работать на соседнюю ферму и с тех пор мы редко виделись. Я знаю, что он пережил в том доме то же, что и я, и даже сильнее. И мне до сих пор жаль, что я не смог тогда сделать для него больше.
– Он когда-нибудь рассказывал вам, – спросил я, – о том, что же там происходило?
– Нет. Но кое-что я видел своими глазами. – Дьюри принялся сгребать в разбрасыватель навоз из соседних стойл. – По воскресеньям я всегда старался побыть с ним хоть немного, пытался убедить, что жизнь, в сущности, – хорошая штука, что бы ни происходило дома. Я научил его лазать по скалам, и мы проводили в горах дни и ночи. Но в конце концов… Я до сих пор убежден, что ни один человек на свете не мог бы хладнокровно противостоять моей матери.
– Она была… была склонна к насилию?

Дьюри покачал головой и ответил рассудительно и, похоже, честно:
– Я не думаю, что в этом смысле Яфету доставалось больше, чем мне. Отцовским ремнем по заднице, не больше. Нет, я верил тогда и верю посейчас, что наша мать действовала… куда изощреннее. – Дьюри отложил лопату, присел на камень побольше и достал трубку с кисетом. – Я считаю, что мне повезло больше, чем Яфету, – лишь потому, что с самого начала мать была ко мне старательно безразлична. Но вот с братом ей словно казалось недостаточно просто лишать его материнской любви. Она цеплялась к нему по любому поводу. Даже когда он еще лежал в колыбели, не сознавая и не контролируя себя, – даже тогда она его изводила за все.
Крайцлер подался к нему и предложил спичку, которую Дьюри принял нехотя.
– А что вы имели в виду, когда сказали «за вес», мистер Дьюри? – спросил Ласло.
– Вы врач, доктор, – ответил тот. – Сами понимаете. – Старательно раскурив трубку, Дьюри тряхнул головой и буркнул: – Тварь! Я понимаю, так говорить о своей покойной матери грубо. Но видели бы вы ее, джентльмены, – ни на миг не оставляла его в покое, ни на миг! И стоило ему пожаловаться или заплакать, или же возмутиться, она говорила ему веши столь отвратительные, что даже для нее они казались чересчур. – Дьюри поднялся и вновь взялся за лопату. – Что это не ее сын. Что он сын краснокожих индейцев – грязных дикарей-людоедов, которые подбросили его к порогу. Бедняга уже сам почти в это поверил.

Части головоломки вставали на места с каждой минутой, и чем дальше, тем сложнее мне было сдерживать внутреннее ликование. Мне уже хотелось, чтобы Дьюри скорее закончил свою повесть, и я бы выбежал наружу и вознес к небесам торжествующий клич: да приберет черт всех наших врагов и противников, потому что мы с Крайцлером готовы поймать этого человека! Но я понимал, что самоконтроль сейчас важен как никогда, и старался ничем не уступать в бесстрастности Крайцлеру.
– И что же произошло, когда ваш брат подрос? – спросил Ласло. – Достаточно, чтобы…

В ответ Мам Дьюри вдруг издал душераздирающий и нечленораздельный вопль и швырнул лопату о дальнюю стену амбара. Куры немедленно всполошились, взметнулась туча перьев.

Словно опамятовшись, Дьюри выхватил трубку изо рта и взял себя в руки. Ни я, ни Крайцлер не пошевелились, хотя глаза у меня, наверное, только что на лоб не полезли.
– Думаю, – прохрипел Дьюри, – нам следует быть честными друг с другом. Джентльмены.

Крайцлер промолчал, мой же голос предательски дрогнул, когда я переспросил:
– Честными, мистер Дьюри? Но уверяю вас, что…
– Да черт побери! – опять взорвался Дьюри, топнув ногой. После чего ему пришлось пару секунд успокаиваться, и только потом он заговорил спокойно: – Неужели вам не пришло в голову, что это в свое время перетерли все, кто мог? Вы что – воображаете, что если я сиволапый фермер, я в придачу идиот? Я знаю, что вы тут вынюхиваете.

Я было намеревался ему возразить, но Крайцлер коснулся моей руки и заговорил сам:
– Мистер Дьюри был исключительно прямолинеен с нами, Мур. Полагаю, нам следует отплатить ему тем же. – Дьюри кивнул, его хриплое дыхание понемногу стало успокаиваться. – Да, мистер Дьюри, – продолжал Ласло. – Мы действительно полагаем, что ваш брат вполне мог убить ваших родителей.

С губ нашего собеседника сорвался жалкий, полузадушенный всхлип.
– И он жив? – спросил Дьюри уже без прежнего гнева в голосе. Крайцлер медленно кивнул, на что Дьюри беспомощно воздел к небу свои ручищи. – Но почему, объясните мне, почему до сих пор это имеет такое значение? Это же было так давно – все кончено. Кончено! Да и если мой брат жив – он ни разу не пытался связаться со мной. Так почему сейчас всплывает эта забытая история?
– Стало быть, вы и сами это подозревали? – спросил Крайцлер, доставая из кармана фляжку с виски и предлагая ее Дьюри. Тот снова кивнул и сделал глубокий глоток, ничем более не выказывая неприязни к моему другу. Вначале я полагал, что она вызвана акцентом Крайцлера, теперь же до меня стало доходить: Дьюри подозревал, что визит такого необычного, по его мнению, врача именно таким диагнозом и завершится.
– Да, – наконец произнес Дьюри. – Вы должны помнить, доктор, я в детстве жил среди сиу. У меня даже было несколько друзей в племенах. И я своими глазами видел восстание в 62-м. Я знал, что версия убийства моих родителей, принятая полицией, – почти наверняка ложь. Более того, я знал – мой брат…
– На такое способен… – тихо закончил за него Крайцлер. Он маневрировал очень бережно, совсем как с Джессом Поумроем. Голос его оставался спокоен, а вопросы становились все острее. – Откуда, мистер Дьюри? Откуда вы это знали?

На миг я испытал к этому верзиле искреннюю симпатию: по его щеке скатилась одинокая слеза.
– Когда Яфету было… не то девять, не то десять лет, – произнес он еле слышно, делая внушительный глоток из фляжки, – мы отправились на пару дней в горы. Поохотиться на мелкую живность – белок, опоссумов, енотов и прочих. Я научил его стрелять, но такую охоту он недолюбливал. Яфет был прирожденным ловцом. Мог целый день разыскивать гнездо или нору, а после часами, в глухой ночи, в одиночестве выжидать. У него к этому был талант. Но однажды мы охотились порознь: я пустился по следу рыси, а возвращаясь в лагерь, вдруг услышал странный, ужасный крик. Вой. Пронзительный и слабый, но пугающий. В лагере я увидел Яфета. Он поймал опоссума и… он заживо отрезал от него кусок за куском. Я бросился к нему, выпустил пулю в голову несчастному зверьку и отвел брата в сторону. У него в глазах блестели недобрые огоньки, но я на него наорал, и он расплакался, вроде бы сожалея о своем поступке. Тогда я решил, что это был единственный раз: мальчишка способен на подобное, если ничего не соображает, а стоит ему объяснить, и это больше не повторится.

................................................................................................
Недолго пресловутый "Ривердейл" был главным подростковым сериалом отрасли. В январе 2019 года Netflix запустил новый проект - "Половое Воспитание" про старшеклассника и его друзей создавших в школе курсы психотерапии для озабоченных подростков. Что удивительно, Сериал Половое Воспитание 2 сезон, которого стартовал несколько дней назад не несет в себе и граба скрабезности. Это реально смешная и умная история про то, как мальчики и девочки превращаются в юношей и девушек, а также про то как они решают возникающие при этом проблемы.
Tags: история америки, литература
Subscribe

Posts from This Journal “литература” Tag

promo cpp2010 december 25, 2012 00:40 7
Buy for 30 tokens
Две недели назад в Нью-Йорке, на стадионе "Медисон Сквер Гарден" состоялся благотворительный концерт, посвященный сбору пожертвований для пострадавших от урагана Сенди, накрывшего штаты Северо-Запада США, а также острова Карибского моря в октябре этого года. Сенди стал самым…
  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments